Мой младший брат

Юрий Всеволодович Келдыш,
доктор искусствоведения

Мстислав Всеволодович родился 10 февраля (28 января по старому стилю) 1911 г. Тогда наша семья жила в Риге. Мой отец окончил Рижский политехнический институт, а затем там начинал свою академическую деятельность. Я помню, как в нашей семье говорили, что его избрание на должность адъюнкт-профессора совпало с рождением другого брата — Михаила в 1909 году.

После окончания Политехнического института отец работал в разных местах. Поэтому, например, старшая сестра Людмила, ныне покойная, родилась в Оренбурге, старший брат Александр, тоже уже покойный, — в Хельсинки (по-тогдашнему в Гельсингфорсе), я родился в Петербурге, а остальные, — все, кто моложе меня, — родились уже в Риге, за исключением самой младшей сестры — Веры, которая родилась в Иванове. Почему там — я еще скажу.

Что я помню о самых первых годах детства Славы? Он был хорошенький, аккуратненький мальчик, смирненький, тихий. Собственно, к моменту отъезда нашей семьи из Риги ему исполнилось всего четыре года, так что он был совсем малышом. Мы переехали из Риги в Москву весной 1915 г. в связи с эвакуацией Политехнического института.

В школу Мстислав пошел не в Москве. Вообще, первые годы с нами занималась наша мать, она давала нам какие-то там начатки грамоты, арифметики, еще что-то такое. Занимались дома, потому что раньше была такая система: существовали приготовительные классы, их было два, а потом шли первый класс и так далее. Все мы, включая и меня, поступали уже в первый класс, пройдя курс приготовительных классов дома. Однако уже я поступил в первый класс в 1917 г., когда вся эта система очень быстро переменилась.

В 1918 г., после окончания войны, Рижский политехнический институт вернулся обратно в Ригу, но большая часть русской профессуры, естественно, осталась в Москве, в том числе и мой отец. На базе этой части педагогического состава по инициативе М.В. Фрунзе в Иванове тоже был создан Политехнический институт. Мой отец был одним из организаторов, он входил в состав так называемой учебно-организационной тройки, и с 1919 по 1923 г. наша семья жила в Иванове. В это время в Москве было голодно, холодно, а там были созданы хорошие условия. Вот там Мстислав и начал учиться в школе. Я сейчас не помню, в какой школе он учился. Вероятно, это можно узнать по документам. (Ныне это средняя общеобразовательная школа № 30 г. Иваново. — Прим. сост.) Потом он продолжал учиться уже в Москве. Он не был вундеркиндом, но был способный, занимался очень хорошо, сосредоточенно. В Москве первое время он учился в седьмой показательной школе. Она находилась в Кривоарбатском переулке. В этой школе учились и я, и брат Миша, и Слава, который был моложе меня класса на три. Я помню только, как один из педагогов тогда его очень выделял. Там в нескольких классах математику преподавал известный такой астроном Константин Львович Баев. И вот он-то как раз (это до меня дошло) говорил о Мстиславе, что, мол, вот из этого мальчика может получиться толк (он вообще любил так выражаться).

М.В. Келдыш — школьник 8-9 лет

Что касается дальнейшей деятельности Мстислава, то я уже мало что могу сказать. Вообще, семья у нас очень разнообразная по своим интересам. Помню только, что Слава рано окончил университет и после окончания университета начал работать в ЦАГИ. Насколько мне помнится, это было по рекомендации академика (или члена-корреспондента, не помню точно) Некрасова Александра Ивановича, который был хорошо знаком с нашим отцом.

Работать Мстислав начал, насколько мне известно, с С.А. Чаплыгиным, но обо всем этом я мало что могу рассказать.

Вот что еще касается нашей семьи. Родители мои оба родились на Кавказе, и надо сказать, что до конца своей жизни очень любили Кавказ. Каждый год они ездили туда отдыхать, пока могли это делать по состоянию здоровья.

Познакомились они уже в Риге, там и началась их совместная жизнь. Нас, детей, было всего семеро. Кстати, старшая сестра Людмила, когда училась в школе, интересовалась литературой, а стала математиком. Это произошло под влиянием Николая Николаевича Лузина. Когда мы жили в Иванове, он, как и многие другие крупные ученые, в то время ездил туда, проводил в городе продолжительное время, иногда по несколько месяцев, читая лекции в Политехническом и Педагогическом институтах. Именно под влиянием знакомства с Николаем Николаевичем Людмила и стала увлекаться математикой, поехала в Москву и поступила в университет.

Итак, среди детей самой старшей была сестра Людмила, а за ней подряд появились четверо мальчишек. Старшим из братьев был Александр. Жизнь его сложилась немножко сумбурно, он увлекался театром, мечтал стать актером, но артиста из него не вышло, и он стал вести разную административную работу в учреждениях искусства. Третьим по счету был я. Мы трое составляли, как принято было считать у нас в семье, старшую группу. Так как я проявлял известные музыкальные способности, то меня довольно рано начали учить музыке, и она стала моей специальностью. Способностей моих оказалось недостаточно, чтобы стать артистом, но здесь сыграло роль и другое мое увлечение ранних детских лет — история. С детства я очень много читал книг по истории и вот стал историком музыки. В 1930 г. я окончил Московскую консерваторию, долгое время там преподавал, дошел до профессора и заведовал кафедрой русской музыки. Теперь я работаю в ГИИ. Был он раньше академическим, назывался Институтом истории искусств и основан он был И.Э. Грабарем. В период реорганизации в 1961 году в числе других институтов оказался отчисленным из академии и перешел в ведение Министерства культуры.

Четыре брата: Александр, Михаил, Юрий, Мстислав

За мной, следующим по счету, был брат Михаил. Вообще даты рождения детей были такие: старшая сестра родилась в 1904 г., брат старший — 1905, я родился в 1907 г., а в 1909 г. родился Михаил. Жизнь его окончилась трагически. Он был историком, аспирантом Московского университета, и в 1936 году, когда там был произведен полный разгром, был арестован и где-то в лагерях не дожил до конца своего срока. (Как стало известно уже теперь, Михаил расстрелян 29 мая 1937 г. и захоронен в общей могиле № 1 на Донском кладбище. — Прим. сост.)

Следующим был Мстислав, а затем еще две сестры, самые младшие: Любовь (она родилась в 1914 г. в Риге и единственная из детей унаследовала профессию отца — стала инженером-строителем) и Вера, родившаяся в 1919 г. уже в Иванове. Вера тоже математик, она окончила университет и работает в ЦАГИ вместе со своим мужем.

Отец наш был одним из пионеров применения железобетона в нашем отечественном строительстве. Я помню, как к своему семидесятилетию он получил от кого-то поздравительную телеграмму, адресованную "отцу русского железобетона". Конечно, он не единственный, но насколько я помню, он в Рижском политехническом институте читал первый в России специальный курс по железобетону. Затем он был профессором Ивановского политехнического института, и в 1921 или 1922 г., не помню точно, был приглашен в Москву, в Высшее инженерно-строительное училище (ВИСУ), образованное на базе выделившегося из МВТУ строительного факультета. В 1932 г. из Ленинграда была переведена Военно-инженерная академия и слита с ВИСУ. Отец с тех пор стал военным и продолжал там работать до самого конца своей деятельности. На пенсию он вышел в восемьдесят лет.

Отец заведовал кафедрой железобетона, затем общей кафедрой строительных конструкций. Он вел очень большую практическую деятельность и, в сущности, был причастен почти ко всем крупным строительствам двадцатых-тридцатых годов. Он был экспертом строительства первой очереди Московского метрополитена, при его участии сооружались мосты через Москву-реку, проектировались железобетонные конструкции для Казанского вокзала. Он очень много консультировал, выезжал на Днепрогэс и в другие места.

Когда в 1947 или 1948 г., точно не помню, академия была преобразована в академию строительства и архитектуры, отец был среди первых строителей-инженеров, избранных в нее. В течение нескольких лет он был вице-президентом этой академии, ведая всей инженерной стороной ее деятельности.

В детстве мы, четверо мальчишек разного возраста, озорничали много. И Слава задиристый был, умел подцепить, съехидничать. Но если между старшими и бывали иногда потасовки, то Славу мы не трогали, все-таки он для нас был маленький, младший. А вот посостязаться в разговоре в шутку мы могли, и Слава это очень любил. Каких-то особенных увлечений у Славы не было. Я знаю, в молодости он играл в шахматы, но потом, наверное, ему было просто не до того.

М.В.Келдыш — школьник (в первом ряду второй слева)

У нас дома, когда старшая сестра Людмила еще училась в университете, собирались многие математики, скажем, А.Н. Колмогоров бывал у нас, М.А. Лаврентьев. Как-то до сих пор мне запомнилось, что называли его не иначе как Миша Лаврентьев. Вот так, бывало, собирались, разговоры вели на общие какие-нибудь темы, и Слава с ними общался. Он уже тогда на равных с ними беседовал и по вопросам математическим. Так что с тех пор, по-моему, у него и дружба с Лаврентьевым. Дружили они долго.

Семья наша была довольно разносторонняя по интересам. Родители, например, были большими любителями музыки, играли в четыре руки на рояле, ходили на концерты. Слава тоже любил музыку, живопись. Вообще интерес к искусству как-то культивировался у нас в семье.

Мама наша много занималась с нами. Нас учили языку, у нас была бонна, немка. Французскому языку мы учились позже в школе. Английский язык у нас в ту пору не был принят. Я помню, как в году восемнадцатом отец стал учить английский язык, сказав, что теперь центр научно-технической мысли переместился в Америку и знать английский необходимо. Слава тоже поздно выучил английский язык. Во всяком случае, ему было лет пятьдесят, наверное, когда он стал его учить. Вообще он читал по-итальянски, по-французски, по-немецки. Бонна переехала с нами в Москву, но затем, в 1918 г., после окончания войны, она вернулась в Ригу.

Быть может, у меня пристрастное отношение, но по моему мнению, наша мать была женщина замечательная. Детей было много, после революции, все-таки не надо забывать, были трудности, в том числе и бытового характера. Бонны или какой-либо работницы уже не было, и матери пришлось взять весь дом на себя. Она была очень деятельная женщина, очень энергичная, и при этом живо интересовалась тем, что мы все делали. Если, например, появлялась моя новая книжка, она просила ее у меня и с интересом читала. В отличие от работ Мстислава, мои — были ей доступны, но она всегда интересовалась всеми нашими делами, радовалась всем успехам. Мы часто говорили о том, что жаль, что она не дожила до избрания Мстислава президентом Академии. Она была на год моложе отца, родилась по старому стилю первого октября, значит 13 октября 1879 г., умерла 30 мая 1957 г.

После окончания школы Мстислав хотел поступать в инженерно-строительный институт, где преподавал отец, но ему не хватало лет. А в университет приняли. Школу он кончал со строительным уклоном, располагалась она где-то в районе площади Пушкина. Когда Мстислав окончил семь классов школы в Кривоарбатском переулке, появились эти старшие классы с уклоном, и он поступил в другую школу (номера ее я не знаю) со строительным уклоном. Летом работал на практике. Отец тогда руководил проектированием Балахнинского бумажного комбината, и младшие ездили туда с родителями. Университет кончил рано — двадцати лет (в 1931 г.). Еще будучи студентом пятого курса, преподавал математику в Госэлектромашиностроительном институте. В конце 1931 г. по рекомендации Александра Ивановича Некрасова был устроен на работу в ЦАГИ.

М.В. Келдыш — разнорабочий на бетономешалке
Балахнинского бумажного комбината, 1926 г.

Окончание МГУ, 1931 г.
(М.В. Келдыш в последнем ряду, третий справа)

Как Мстислав увлекался математикой? Была ли эта любовь к математике с детства? Не знаю. Во всяком случае, такой технико-математический уклон у него был всегда. Уже потом я читал, что он теорию прекрасно соединяет с практикой, хорошо решает инженерные вопросы. Николай Николаевич Лузин даже порицал его за такое увлечение прикладными вопросами в ущерб "чистым". Но, наверное, это трудно разделить. Как-то в узком кругу Мстислав Всеволодович сказал (отмечали его шестидесятилетие), что он жалеет о том, что давно уже не занимается чистой математикой. Когда же стоял вопрос о назначении его президентом, он сказал, что, мол, если я буду президентом, кончится моя жизнь как математика.

1979 г.